Неточные совпадения
Была средина мая. Стаи галок носились над Петровским парком, зеркало пруда отражало голубое небо и облака, похожие на взбитые сливки; теплый ветер помогал
солнцу зажигать на
листве деревьев зеленые огоньки. И такие же огоньки светились в глазах Варвары.
День совсем разгулялся, облака разошлись,
солнце поднялось выше леса, и мокрая
листва, и лужи, и куполы, и кресты церкви ярко блестели на
солнце.
Что-то сделалось с
солнцем. Оно уже не так светило, как летом, вставало позже и рано торопилось уйти на покой. Трава на земле начала сохнуть и желтеть.
Листва на деревьях тоже стала блекнуть. Первыми почувствовали приближение зимы виноградники и клены. Они разукрасились в оранжевые, пурпуровые и фиолетовые тона.
Мутная вода шумящими каскадами сбегала с гор;
листва на деревьях и трава на земле еще не успели обсохнуть и блестели как лакированные; в каплях воды отражалось
солнце и переливалось всеми цветами радуги.
Листва на березах была еще почти вся зелена, хотя заметно побледнела; лишь кое-где стояла одна, молоденькая, вся красная или вся золотая, и надобно было видеть, как она ярко вспыхивала на
солнце, когда его лучи внезапно пробивались, скользя и пестрея, сквозь частую сетку тонких веток, только что смытых сверкающим дождем.
Не могу сказать, сколько я времени проспал, но когда я открыл глаза — вся внутренность леса была наполнена
солнцем и во все направленья, сквозь радостно шумевшую
листву, сквозило и как бы искрилось ярко-голубое небо; облака скрылись, разогнанные взыгравшим ветром; погода расчистилась, и в воздухе чувствовалась та особенная, сухая свежесть, которая, наполняя сердце каким-то бодрым ощущеньем, почти всегда предсказывает мирный и ясный вечер после ненастного дня.
На другой день мы доехали до станции Шмаковка. Отсюда должно было начаться путешествие. Ночью дождь перестал, и погода немного разгулялась.
Солнце ярко светило. Смоченная водой
листва блестела, как лакированная. От земли подымался пар… Стрелки встретили нас и указали нам квартиру.
День склонялся к вечеру. По небу медленно ползли легкие розовые облачка. Дальние горы, освещенные последними лучами заходящего
солнца, казались фиолетовыми. Оголенные от
листвы деревья приняли однотонную серую окраску. В нашей деревне по-прежнему царило полное спокойствие. Из длинных труб фанз вились белые дымки. Они быстро таяли в прохладном вечернем воздухе. По дорожкам кое-где мелькали белые фигуры корейцев. Внизу, у самой реки, горел огонь. Это был наш бивак.
Долинный лес иногда бывает так густ, что сквозь ветки его совершенно не видно неба. Внизу всегда царит полумрак, всегда прохладно и сыро. Утренний рассвет и вечерние сумерки в лесу и в местах открытых не совпадают по времени. Чуть только тучка закроет
солнце, лес сразу становится угрюмым, и погода кажется пасмурной. Зато в ясный день освещенные
солнцем стволы деревьев, ярко-зеленая
листва, блестящая хвоя, цветы, мох и пестрые лишайники принимают декоративный вид.
Время было весеннее. Лодка шла вдоль берега и попадала то в полосы прохладного морского воздуха, то в струи теплого, слегка сыроватого ветерка, дующего с материка. Яркое июньское
солнце обильно изливало на землю теплые и живительные лучи свои, но по примятой прошлогодней траве, по сырости и полному отсутствию
листвы на деревьях видно было, что земля только что освободилась от белоснежного покрова и еще не успела просохнуть как следует.
Казалось, век стоял бы он так за прилавком да торговал бы конфектами и оршадом; между тем как то милое существо смотрит на него из-за двери дружелюбно-насмешливыми глазами, а летнее
солнце, пробиваясь сквозь мощную
листву растущих перед окнами каштанов, наполняет всю комнату зеленоватым золотом полуденных лучей, полуденных теней, и сердце нежится сладкой истомой лени, беспечности и молодости — молодости первоначальной!
Тарантас встряхнулся, заболтал колокольчик, лошадиные спины заскакали живее. Между тем на небе, казалось, действительно что-то надумано. На горизонте все потемнело,
солнце низко купалось в тучах, красное, чуть видное, зенит угасал, и туманы взбирались все смелее и выше. Шептали березы, шуршали тощие хлеба, где-то в
листве каркала одинокая ворона.
С утра был туман, но к завтраку погода разгулялась, и
солнце блестело и на только что распустившейся
листве, и на молодой девственной траве, и на всходах хлебов, и на ряби быстрой реки, видневшейся налево от дороги.
Багряное
солнце, пронизав
листву сада, светило в окна снопами острых красных лучей, вся комната была расписана-позолочена пятнами живого света, тихий ветер колебал деревья, эти солнечные пятна трепетали, сливаясь одно с другим, исчезали и снова текли по полу, по стенам ручьями расплавленного золота.
Жадно пили свет
солнца деревья, осыпанные желтоватыми звёздочками юной
листвы, тихо щёлкая, лопались почки, гудели пчёлы, весь сад курился сочными запахами — расцветала молодая жизнь.
Ведь ты видишь простую чистоту линий, лишающую строение тяжести, и зеленую черепицу, и белые стены с прозрачными, как синяя вода, стеклами; эти широкие ступени, по которым можно сходить медленно, задумавшись, к огромным стволам под тенью высокой
листвы, где в просветах
солнцем и тенью нанесены вверх яркие и пылкие цветы удачно расположенных клумб.
Там были болота и тьма, потому что лес был старый и так густо переплелись его ветви, что сквозь них не видать было неба, и лучи
солнца едва могли пробить себе дорогу до болот сквозь густую
листву.
И снова сквозь темную
листву орешника, ольхи и ветел стала просвечивать соломенная, облитая
солнцем кровля; снова между бледными ветвями ивы показалась раскрытая дверь. Под вечер на пороге усаживался дедушка Кондратий, строгавший дряхлою рукою удочку, между тем как дочка сидела подле с веретеном, внук резвился, а Ваня возвращался домой с вершами под мышкой или неся на плече длинный сак, наполненный рыбой, которая блистала на
солнце, медленно опускавшемся к посиневшему уже хребту высокого нагорного берега.
Там, сквозь темную
листву ольхи, просвечивала соломенная,
солнцем облитая кровля, здесь, между бледными, серебристыми ветвями ивы, чернела раскрытая дверь.
Бледно-зеленая
листва деревьев еще не распустилась, свернута в пышные комки и жадно пьет теплые лучи
солнца. Вдали играет музыка, манит к себе.
Проснулись птицы, перепархивают в
листве олив, поют, а снизу вздымаются в гору густые вздохи моря, пробужденного
солнцем.
Словно тысячи металлических струн протянуты в густой
листве олив, ветер колеблет жесткие листья, они касаются струн, и эти легкие непрерывные прикосновения наполняют воздух жарким, опьяняющим звуком. Это — еще не музыка, но кажется, что невидимые руки настраивают сотни невидимых арф, и всё время напряженно ждешь, что вот наступит момент молчания, а потом мощно грянет струнный гимн
солнцу, небу и морю.
Всюду блеск, простор и свобода, весело зелены луга, ласково ясно голубое небо; в спокойном движении воды чуется сдержанная сила, в небе над нею сияет щедрое
солнце мая, воздух напоен сладким запахом хвойных деревьев и свежей
листвы. А берега всё идут навстречу, лаская глаза и душу своей красотой, и всё новые картины открываются на них.
Серый среди сочно-зелёной
листвы, он был похож на старичка-отшельника, самозабвенно увлечённого работой; взмахивая серебряным на
солнце топором, он ловко затёсывал кол и тихонько напевал, тонким голосом девушки, что-то церковное.
— Уходить надо отсюда мне, — ворчал Баринов, поднимаясь в гору. Вечер был зноен, тягостная духота мешала дышать. Багровое
солнце опускалось в плотные, синеватые тучи, красные отблески сверкали на
листве кустов; где-то ворчал гром.
Лес осенью был еще красивее, чем летом: темная зелень елей и пихт блестела особенной свежестью; трепетная осина, вся осыпанная желтыми и красными листьями, стояла точно во сне и тихо-тихо шелестела умиравшею
листвой, в которой червонным золотом играли лучи осеннего
солнца; какие-то птички весело перекликались по сторонам дороги; шальной заяц выскакивал из-за кустов, вставал на задние лапы и без оглядки летел к ближайшему лесу.
Листва березовой аллеи была вся прозрачна на заходящем
солнце.
У перил террасы пышно разрослись кусты сирени, акаций; косые лучи
солнца, пробиваясь сквозь их
листву, дрожали в воздухе тонкими золотыми лентами. Узорчатые тени лежали на столе, тесно уставленном деревенскими яствами; воздух был полон запахом липы, сирени и влажной, согретой
солнцем земли. В парке шумно щебетали птицы, иногда на террасу влетала пчела или оса и озабоченно жужжала, кружась над столом. Елизавета Сергеевна брала в руки салфетку и, досадливо размахивая ею в воздухе, изгоняла пчёл и ос.
Она оглянулась: розовый сумрак наполнял сад, между ветвями деревьев, бедно одетых осеннею
листвою, сверкало багровое
солнце.
Бугры песка, наметенного ветром и волнами, окружали их. Издали доносился глухой, темный шум, — это на промысле шумели.
Солнце садилось, на песке лежал розоватый отблеск его лучей. Жалкие кусты ветел чуть трепетали своей бедной
листвой под легким ветром с моря. Мальва молчала, прислушиваясь к чему-то.
Уходят. Заходит
солнце, заливая пурпуром стволы берез и золотистую
листву. Над Москвою гудит и медленно расплывается в воздухе колокольный звон: звонят ко всенощной.
Если бы вдруг, сразу, окаменел город со всеми людьми, которые идут и едут, остановилось
солнце, замерла
листва и замерло все, — он, вероятно, имел бы такой же странный характер незавершенного стремления, внимательного ожидания и загадочной готовности к чему-то.
Быстро промчалась гроза,
солнце вновь засияло в безоблачной тверди небесной, деревья, кусты и трава оживились, замолкшие птички громко запели в
листве древесной, а Петр Степаныч все лежал на мокрой траве в перелеске, вспоминая каждое слово пленительной Дуни.
Огнем горят золоченые церковные главы, кресты, зеркальные стекла дворца и длинного ряда высоких домов, что струной вытянулись по венцу горы. Под ними из темной
листвы набережных садов сверкают красноватые, битые дорожки, прихотливо сбегающие вниз по утесам. И над всей этой красотой высоко, в глубокой лазури, царем поднимается утреннее
солнце.
Густыми толпами стариков молодежь обступила. Все тихо, безмолвно. Только и слышны сердечные вздохи старушек да шелест
листвы древесной, слегка колыхаемой свежим зоревым [Тихий ветер, обыкновенно бывающий на утренней заре. О нем говорят: «зорька потянула».] ветерком… Раскаленным золотом сверкнул край
солнца, и радостный крик громко по всполью раздался.
Солнце грело по-летнему, голубое небо ласково манило вдаль, но в воздухе уже висело предчувствие осени. В зеленой
листве задумчивых лесов уже золотились отжившие листки, а потемневшие поля глядели тоскливо и печально.
В лесу ждала Ефрема атмосфера удушливая, густая, насыщенная запахами хвои, мха и гниющих листьев. Слышен легкий звенящий стон назойливых комаров да глухие шаги самого путника. Лучи
солнца, пробиваясь сквозь
листву, скользят по стволам, по нижним ветвям и небольшими кругами ложатся на темную землю, сплошь покрытую иглами. Кое-где у стволов мелькнет папоротник или жалкая костяника, а то хоть шаром покати.
Эта лагуна, окруженная со всех сторон, представляет собой превосходную тихую гавань или рейд, в глубине которого, утопая весь в зелени и сверкая под лучами заходящего
солнца красно-золотистым блеском своих выглядывавших из-за могучей
листвы белых хижин и красных зданий набережной, приютился маленький Гонолулу, главный город и столица Гавайского королевства на Сандвичевых островах.
Направо забелел маленький городок на Яве. Это Анжер. Корвет проходил близко, и Ашанин увидал громадные баобабы, стоявшие у самого берега и покрывающие своей могучей
листвой огромное пространство; под каждым деревом-великаном могло бы укрыться от
солнца несколько сотен людей…
Я гляжу вверх; глазам больно —
солнце слишком блестит через светлую
листву кудрявой березы, высоко, но тихонько раскачивающейся надо мной своими ветвями, — и кажется еще жарче.
На склонах, обращенных к
солнцу, произрастал дуб — нечто среднее между кустом и деревом. Одеяние его, пораженное листоверткой, пожелтело, засохло, но еще плотно держалось на ветвях. Когда-то дуб был вечнозеленым деревом, и потому
листва его опадает не от холода, а весной, когда надо уступить место новому наряду.
Как только
солнце пригрело землю и деревья стали одеваться
листвой, молодой Гроссевич, запасшись всем необходимым, отбыл в командировку. Путешествие до поста Владивостока он совершил благополучно. Во Владивостоке местное начальство назначило в его распоряжение двух солдат от местной команды. Тут Гроссевич узнал, что вдоль берега ему придется итти пешком, а все имущество его и продовольствие будут перевозить на лодке, которую он должен был раздобыть сам.
Алый пламень заката все еще купает в своем кровавом зареве сад: и старые липы, и стройные, как свечи, серебристые тополи, и нежные белостволые березки. Волшебными кажутся в этот час краски неба. A пурпуровый диск
солнца, как исполинский рубин, готов ежеминутно погаснуть там, позади белой каменной ограды, на меловом фоне которой так вычурно-прихотливо плетет узоры кружево
листвы, густо разросшихся вдоль белой стены кустов и деревьев.
Вот он снова этот сад частью с пожелтевшей, частью с опавшей
листвой. Вот они снова старые клены, разрумяненные багровой краской румянца красавицы-осени — янтарно-желтые березы. Старый милый сад, здравствуй! Здравствуйте и вы, последние дни бабьего лета с вашими студеными утренниками и полдневным
солнцем!
Солнце настойчиво проникает сквозь кружево
листвы и нежными лучами ласкает старика.
Это был роскошный старый сад с вековыми деревьями, громадными дубами и кленами и белоснежными березками, покрытыми сплошною шапкой зеленой
листвы. Лидочка, под руку с отцом, шла так же медленно и осторожно по длинной и прямой, как стрела, аллее.
Солнце золотило ее белокурую головку и ласкало бледное личико своими прощальными лучами. Когда они дошли до конца аллеи, отец подвел девочку к скамейке и сказал...
Солнце мягко, но ясно светило, воздух был чист и свеж, шелест деревьев, нарядно одетых свежею
листвой, веселое щебетание птичек сливались в одну гармоническую песнь наступившей весне.
Небо было ясно;
солнце сквозь частую
листву светлыми, причудливой формы пятнышками играло на дорожках.
Был одиннадцатый час утра.
Солнце ярко светило с безоблачного неба, отражавшегося в гладкой поверхности чудного озера, на берегу которого стоял монастырь. Свежая травка и
листва деревьев блестели как-то особенно ярко. В маленькой ближайшей роще, по направлению к которой шла княжна, пели пташки.
Был четвертый час зимнего дня и
солнце уже закатилось за горизонтом чистого, безоблачного неба, отражая свои последние бледные лучи бесчисленными блестками на опущенных снегом, но еще не потерявших всю свою пожелтевшую
листву деревьях монастырского кладбища.